В этот момент Трумэн, возможно, удивленный горячностью критики представленного предложения, а возможно, и тем, что участники заседания неверно истолковывали то, что было вынесено на обсуждение, указал собравшимся: «Мы рассматриваем лишь вопрос об обмене научными знаниями, а не о раскрытии промышленных секретов» [1153] . Министр почт и телеграфа Роберт Ханнеган, политик из штата Миссури и председатель Национального комитета Демократической партии, заявил, что он поддерживает предложение Стимсона. Президент, воодушевившись, отважился высказать предположение, что «отношения между Россией, Великобританией и нами улучшаются. Для достижения прочного мира мы должны поддерживать взаимное доверие» [1154] . Министр военно-морских сил Джеймс Форрестол указал, что необходимо учитывать две точки зрения: первую – относительно военного аспекта данного вопроса и вторую – в отношении гражданского. Далее он сказал: «Доверие не должно представлять собой улицу с односторонним движением» [1155] . (В служебной записке, которую он представил президенту на заседании и в которой проявилась его предвзятость, говорилось: «Русские, подобно японцам, по своему складу мышления являются, по существу, восточным народом, и до тех пор, пока у нас не накопится достаточно длительный опыт работы с ними в вопросе соблюдения ими своих обязательств… следует поставить под вопрос необходимость того, чтобы мы добивались понимания с их стороны и симпатии. Мы как-то уже пытались вести себя так в отношении Гитлера».) Следующим выступал министр сельского хозяйства Клинтон Андерсон. Он заявил, что «склонен согласиться с Винсоном… Нам не следует отказываться от владения секретами относительно бомбы». Эйб Фортас, заместитель министра внутренних дел, южанин, на которого Трумэн всегда полагался и который позже будет назначен членом Верховного суда, сделал один из наиболее вдумчивых комментариев: «Если мы будем утаивать секреты, касающиеся атомной бомбы, то мы будет препятствовать промышленному применению атомной энергии… Следует иметь в виду, что когда принципы атомной энергии используются в промышленности, секреты, связанные с атомной бомбой, невозможно хранить длительное время» [1156] . Вслед за этим министр торговли Генри Уоллес также поддержал Стимсона, задав вопрос, «должны ли мы придерживаться курса на озлобленность, или нам следует идти по широкой дороге мира… Наука не может иметь каких-либо рамок» [1157] . (Форрестол, демонстрируя свою антипатию к Уоллесу, отметил в своем дневнике, что тот «целиком и полностью, всем сердцем был за то, чтобы передать секреты русским» [1158] .) Вступающий в должность военного министра Роберт Паттерсон также поддерживал позицию Стимсона. Министр труда Льюис Швелленбах, сменивший Фрэнсис Перкинс, также выступил в поддержку Стимсона, как и Филип Флеминг, руководитель Федерального управления общественных работ. Стимсона поддержал и Пол В. Макнатт, председатель Комиссии по рабочей силе в военной промышленности, который отметил, что он согласен с принципом необходимости поддержания своего пороха сухим, «но в этом случае, как ему кажется, мы бы не смогли держать его сухим, поскольку из заявления Буша следует, что русские, в конце концов, должны сравняться с нами в знаниях об атомной энергии» [1159] . Джон Б. Блэндфорд, администратор Национального управления жилищного строительства, также поддержал идею о необходимости предоставления информации русским, даже не пытаясь получить что-либо взамен. Еще трое участников заседания – Джулиус А. Круг, председатель Комитета военно-промышленного производства, Джон Снайдер, глава Управления по вопросам военной мобилизации и реконверсии, и сенатор от штата Теннесси Кеннет Маккеллар, временный президент Сената, – также согласились со Стимсоном, но выступили за то, чтобы на шесть месяцев отложить принятие какого-либо решения по данному вопросу.
Между участниками заседания наблюдалось определенное согласие в связи с упоминанием Буша о том, что секреты невозможно будет утаить. Таким образом, вопрос касался не безопасности или необходимости, а того момента, рассматривать ли Россию в качестве противника – или же как друга. Учитывая то, насколько четко Буш обозначил данный вопрос, Трумэн понял, что было поставлено на карту: речь шла о будущей дружбе с Советским Союзом или же о вражде с ним.
Почти не приходится сомневаться в том, какой выбор сделал бы Рузвельт. Он бы поделился с Советским Союзом знаниями об атомной энергии и обеспечил бы совместный контроль над этим вопросом, продемонстрировав тем самым дружеское отношение к нему, сделав ставку на то, что такой курс уменьшит опасения СССР и его неуверенность в США, и обеспечив активное участие Советского Союза в деятельности международного сообщества. Буквально за несколько недель до своей смерти, в марте 1945 года, Рузвельт говорил об этой тактике действий с Макензи Кингом. «Он полагал, что пришло время рассказать им, как далеко зашли исследования в этой области», – написал Кинг в своем дневнике 9 марта 1945 года после позднего (вслед за завершением ужина) разговора с президентом в его кабинете.
На следующий день после заседания кабинета министров 21 сентября произошло два события. Первое: как правило, весьма педантичное и аккуратное в информировании читателей издание «Нью-Йорк таймс» представило такой отчет об этом заседании, который мало соответствовал (если соответствовал вообще) тому, что имело место в действительности. И второе: генерал Гровс в пространном выступлении, которое произвело сильное впечатление на многих (поскольку в качестве лица, отвечавшего за Манхэттенский проект, он являлся весьма авторитетной фигурой), заявил, что, по его мнению, атомная бомба должна оставаться американским секретом.
На первой странице «Нью-Йорк таймс» красовалась статья под экстравагантным названием: «Просьба предоставить Советам атомные секреты вызвала дебаты в правительстве: по плану Уоллеса поделиться данными о бомбе в качестве гарантии мира решения не принято» [1160] . Вашингтонского репортера «Нью-Йорк таймс» Феликса Билейра– младшего явно ввели в заблуждение. Кто-то (вероятно, Джеймс Форрестол) подсунул ему фальшивый отчет о том, что происходило на заседании. В пространной статье имелись неоднократные ссылки на представленный на заседании план как якобы «план Уоллеса». Стимсон был упомянут лишь один раз, и то ошибочно: он якобы заявил, что этот вопрос должен быть «поставлен перед международным органом, который будет создан в ближайшем будущем», – на самом деле он, в принципе, придерживался другого мнения. В статье утверждалось также, что армия и военно-морские силы «готовы до конца противодействовать выдвинутому предложению». «Таймс» неоднократно подчеркнула, что поддержка этой идее была оказана со стороны «приверженцев Уоллеса».
Усилия дискредитировать представленный на заседании план были чрезвычайно эффективными – настолько эффективными, что он был обречен. Предложение Стимсона, глубоко уважаемого республиканца, который служил не только военным министром в администрации Рузвельта, но также военным министром в администрации Уильяма Говарда Тафта и госсекретарем в администрации Герберта Гувера, который санкционировал применение атомных бомб и выбрал города для нанесения удара, было представлено как идея Генри Уоллеса, бывшего вице-президента, являвшегося весьма противоречивой личностью, который был с трудом утвержден в качестве министра торговли и от которого Рузвельт в прошлом году отказался в качестве кандидата на пост вице-президента. В журнале «Тайм», весьма популярном еженедельнике, который регулярно публиковал в сжатом виде газетные материалы, на следующей неделе появилась короткая статья о заседании правительства, повторившая публикацию в «Нью-Йорк таймс»: «На заседании правительства США Генри Уоллес и другие правительственные чиновники привели мнение ученых о том, что секреты нельзя утаить, доказывая тем самым необходимость вынесения вопроса о бомбе на решение Организации Объединенных Наций» [1161] . Журнал «Лайф» спустя некоторое время разместил статью на двух страницах о выходе Стимсона на пенсию с похвалой в его адрес. Была опубликована фотография Стимсона в аэропорту после завершения заседания правительства: он шел между двумя рядами генералов, среди которых был и генерал Маршалл, чтобы сесть на самолет, который должен был доставить его домой. В статье не было никакого упоминания о последнем исключительно важном предложении Стимсона об организации обмена информацией о ядерном оружии с Советским Союзом. Вернувшись на свою любимую ферму «Хайхолд» на острове Лонг-Айленд, Стимсон вскоре оставит дела в связи с болезнью сердца.